Только стукнет тринадцать - сбегай от заученных истин, от воскресных, навязших в зубах карамельных основ. За фургонами цирка, по палым желтеющим листьям, на вечерний сеанс, где волшебное крутят кино. От учебников, где идеальные "леди" и "сэры" - в мир растрепанных книг, путешествий, дрожащих частот.
"- У меня есть два пенса! Гуляем на них, Гекльберри?"
"- У меня есть полпенни. Гуляем, конечно же, Том!"
В двадцать три все становится резче, отчаянней, злее. Жизнь прорезана гранью на "до" и на "после войны". Что горело в груди - не погасло, но словно бы тлеет, по ночам прорываются выстрелы в тихие сны. Одноклассники хвастают: жены! детишки! А я-то... Впрочем, верю, найдется работа и дело для рук.
"- Говорят, что не выйдет... Попытка не пытка, приятель."
"- Ну и пусть говорят, ведь они нас не видели, друг."
Время тикает, скачет, несется упряжной четверкой. У вчерашних мальчишек - гляди-ка! - уже борода, у вчерашних девчонок - прислуга, семья и уборка, почему, для чего, как успели, когда же, когда? Вот тринадцать: кино про ковбоев и шпаги из палок, вот семнадцать: влюбленность, обиды, экзамены, страх. В девятнадцать смеялись, что мира, наверное, мало, в двадцать семь, не увидев и доли, решили - пора! Время, время, дорожную пыль разбивают копыта, не вернуться назад, не увидеть, что там, за спиной. Венди пишет диплом, на работу устроился Питер...
Просто жизнь остается игрой, раз играешь давно.
Сколько б ни было лет - их всегда слишком мало, не думай. Не становятся старше солдаты картонных мечей. Цирки, листья, рисунки; жирафы, пантеры и пумы; вера, дружба, серьезная правда, забытая честь. Улыбайся, пока к приключениям тянется сердце, кувыркайся, свисти, крась заборы, валяйся в траве. Пожилые профессоры после полуденных лекций исчертили маршрутами карты - идут в кругосвет.
... Так сбегай от заученных истин - к далекому морю, к непокорным пиратам, к ковбоям, не бойся, живи.
"- Как там ваши студенты, не сдали еще, мистер Сойер?"
"- Бестолковы ужасно. Вот мы в их года, мистер Финн..."